Предпосылки

“...

- Познакомьтесь, - сказал Ханин. - Ваван Татарский, один из наших лучших специалистов. А это, - Ханин кивнул на незнакомца, выруливавшего на дорогу, - Вовчик Малой, почти твой тезка. Еще Ницшеанцем зовут.

- Да ну это так, хуйня, - быстро пробормотал Вовчик, смаргивая. - Давно это было.

- Это, - продолжал Ханин, - человек с очень важной экономической функцией. Можно сказать, ключевое звено либеральной модели в странах с низкой среднегодовой температурой. Ты в рыночной экономике понимаешь немного?

- Децул, - ответил Татарский и свел два пальца, оставив между ними миллиметровый зазор.

- Тогда ты должен знать, что на абсолютно свободном рынке в силу такого определения должны быть представлены услуги ограничителей абсолютной свободы. Вовчик - как раз такой ограничитель. Короче, наша крыша...

Когда машина затормозила у светофора, Вовчик Малой поднял на Татарского маленькие невыразительные глаза. Непонятно было, отчего его называли “малым”, - он был мужчиной крупных размеров и изрядного возраста. Его лицо было типичной бандитской пельмениной невнятных очертаний, не вызывавшей, впрочем, особого отвращения. Оглядев Татарского, он сказал:

- Короче, ты в русскую идею въезжаешь?

Татарский вздрогнул и выпучил глаза.

- Нет, - сказал он. - Не думал на эту тему.

- Тем лучше, - влез Ханин. - Как говорится, со свежей головой...

- А зачем это нужно? - спросил Татарский, оборачиваясь к нему.

- Тебе заказ на разработку, - ответил Ханин.

- От кого?

Ханин кивнул на Вовчика.

- Вот тебе ручка и блокнот, - сказал он, - слушай его внимательно и делай пометки. Потом по ним распишешь.

- А че тут слушать, - буркнул Вовчик. - И так все ясно. Скажи, Ваван, когда ты за границей бываешь, унижение чувствуешь?

- Я там не был никогда, - признался Татарский.

- И молодец. Потому что поедешь - почувствуешь. Я тебе точно говорю - они нас там за людей не считают, как будто мы все говно и звери. То есть когда ты в каком-нибудь “Хилтоне” весь этаж снимешь, тогда к тебе, конечно, в очередь встанут минет делать. Но если на каком-нибудь фуршете окажешься или в обществе, так просто как с обезьяной говорят. Чего, говорят, у вас крест такой большой вы что, богослов? Я 6 тебе, блядь, такое богословие в Москве показал...

- А почему такое отношение? - перебил Ханин. - Мнение есть?

- Есть, - сказал Вовчик. - Все потому, что мы у них на пансионе. Их фильмы смотрим, на их тачках ездим и даже хавку ихнюю едим. А сами производим, если задуматься, только бабки... Которые тоже по всем понятиям ихние доллары, так что даже неясно, как это мы их производить ухитряемся. Хотя, с другой стороны, производим же - на халяву-то никто не дал бы... Я вообще-то не экономист, но точно чувствую - дело гнилое, какая-то тут лажа зарыта.

Вовчик замолчал и тяжело задумался. Ханин собирался что-то вставить, но Вовчик вдруг взорвался:

- Но они-то думают, что мы культурно опущенные! Типа как чурки из Африки, понимаешь? Словно мы животные с деньгами. Свиньи какие или быки. А ведь мы - Россия! Это ж подумать даже страшно! Великая страна!

- Да, - сказал Ханин.

- Просто потеряли на время корни из-за всей этой байды. Сам знаешь, какая жизнь, - пернуть некогда. Но это ж не значит, что мы забыли, откуда мы родом, как негры эти козлиные...

- Давай без эмоций, - сказал Ханин. - Объясни парню, чего ты от него хочешь. И попроще, без лирики.

- Короче, я тебе сейчас ситуацию просто объясню, на пальцах, - сказал Вовчик. - Наш национальный бизнес выходит на международную арену. А там крутятся всякие бабки - чеченские, американские, колумбийские, ну ты понял. И если на них смотреть просто как на бабки, то они все одинаковые. Но за каждыми бабками на самом деле стоит какая-то национальная идея. У нас раньше было православие, самодержавие и народность. Потом был этот коммунизм. А теперь, когда он кончился, никакой такой идеи нет вообще, кроме бабок. Но ведь не могут за бабками стоять просто бабки, верно? Потому что тогда чисто непонятно - почему одни впереди, а другие сзади?

- Во как, - сказал Ханин. - Учись, Ваван.

- И когда наши русские доллары крутятся где-нибудь в Карибском бассейне, - продолжал Вовчик, - даже на самом деле не въедешь, почему это именно русские доллары. Нам не хватает национальной и-ден-тич-ности...

Последнее слово Вовчик выговорил по складам.

- Понял? У чеченов она есть, а у нас нет. Поэтому на нас как на говно и смотрят. А надо, чтобы была четкая и простая русская идея, чтобы можно было любой суке из любого Гарварда просто объяснить: тыр-пыр-восемь-дыр, и нефига так глядеть. Да и сами мы знать должны, откуда родом.

- Ты давай задачу ставь, - сказал Ханин и подмигнул Татарскому в зеркальце. - Это ж мой главный криэйтор. У него минута времени больше стоит, чем мы с тобой вместе в неделю зарабатываем.

- А где я ее... - начал Татарский, но Ханин перебил:

- А это уж, родной, твое дело. Сроку у тебя день, работа срочная. Потом ты мне для других дел нужен будешь. И учти: кроме тебя, мы эту идею еще одному человеку заказали. Так что старайся.

- Кому, если не секрет? - спросил Татарский.

- Саше Бло. Слышал про такого?

Татарский промолчал. Ханин сделал знак Вовчику, и машина остановилась. Протянув Татарскому сотенную бумажку, Ханин сказал:

- Это тебе на такси. Езжай домой работать. И больше сегодня не пей.

...

Таксист был толстощеким увальнем с выражением сосредоточенной обиды на лице. У Татарского мелькнула мысль, что он похож на переполненный водой презерватив, которого достаточно слегка коснуться чем-нибудь острым, чтобы он выплеснулся на окружающих одноразовым водопадом.

- Скажите, - спросил Татарский неожиданно для себя, - вы случайно не знаете, что такое русская идея?

- Ха, - сказал водитель, словно только и ждавший этого вопроса. - Я тебе сейчас расскажу. Я же сам мордвин наполовину. Так вот, когда я в армии служил, в первый год, в учебке, там один сержант был по фамилии Харлей. “Я, - говорил, - мордву и чурок ненавижу!” Посылал меня зубной щеткой очко драить. Два месяца, сука, надо мной издевался. А потом вдруг приходят к нам в учебку сразу три брата-мордвина - и все штангисты, ты себе можешь представить? Кто здесь, говорят, мордву не любит?

Водитель счастливо засмеялся, и машина широко вильнула на дороге, чуть не выскочив на встречную полосу.

- А при чем здесь русская идея? - вжавшись в сиденье, спросил испуганный Татарский.

- А при том. Этот Харлей таких пиздянок получил, что потом две недели в медсанбате отлеживался. Во как. И еще потом раз пять его метелили, пока до дембеля дотянул. Если б только метелили...

- Вот здесь, пожалуйста, остановите, - не выдержал Татарский.

- Здесь нельзя, - сказал шофер, - развернуться надо. Я говорю, если бы его только били... Не-ет!..

Татарский смирился, и, пока машина везла его домой, шофер посвятил его в такие подробности судьбы сержанта-шовиниста, которые уничтожили даже малейшую возможность сострадания - ведь за ним, в сущности, всегда стоит короткий миг отождествления, а здесь оно было невозможно, потому что на него не решались ни ум, ни душа. Впрочем, это была обычная армейская история. Когда Татарский вылез, водитель сказал ему вслед:

- А насчет идеи этой я тебе прямо скажу - хрен его знает. Мне бы на бензин заработать да на хань. А там - что Дудаев, что Мудаев, лишь бы лично меня мордой об стол не били.

...

Ханин был не в духе. Уронив лоб в ладонь, он чертил кончиком сигареты в пепельнице какие-то каббалистические знаки. Татарский сел на край стула напротив и, прижимая к груди папочку, сбивчиво заговорил:

- Я, конечно, написал. Как мог. Но я, по-моему, облажался, и Вовчику это давать не надо. Дело в том, что это такая тема... Такая, оказывается, непростая тема... Может быть, я могу придумать слоган, или дополнить brand essence русской идеи, или как-то расширить то, что напишет Саша Бло, но концепцию мне делать рано. Я это не из скромности говорю, а объективно. В общем...

- Забудь, - перебил Ханин.

- А что такое?

- Завалили Вовчика.

- Как? - откинулся Татарский на стуле...”

Виктор Олегович Пелевин GENERATION “П” Издательство “ВАГРИУС” М., 1999 г.